Линден разворачивает карту и говорит:
- Мы примерно в трех милях от лаборатории, которую разрушил твой брат. Дорога ведет обратно в сторону карнавала – Он смотрит на меня через плечо – Мы должны поспрашивать, может, кто знает, куда он пошел. Ты к этому готова?
Я не понимаю, какой у нас может быть выбор.
- Нужно, держатся подальше от карнавала – говорю я.
Я не позволяю себе думать, что Роуэн видел колесо обозрения Мадам, мне страшно подумать, что он когда-либо говорил с этой женщиной. Что она видела его глаза и поняла, что его мертвая сестра близнец на самом деле не умерла, и что она единственная девушка, которая когда-либо смогла покинуть ее изысканную и безумную тюрьму. Первое поколение умело делать тюрьмы. Я предполагаю - это потому, что они помнят времена, когда было все так красиво, как иллюзия, которую они используют для построения своих клеток.
Я не хочу иллюзий. Я устала ощущать себя так, будто я во сне, от которого не могу пробудиться. Сесилия отчаянно пытается связаться с Ридом по сотовому телефону, но нет никаких башен. Рид говорил, что какие-то все равно остались, особенно в местах с сильными радиосигналами, поскольку это самый лучший признак технологии, находящейся поблизости.
- Я обещаю тебе, что с Боуэном будет все в порядке – говорит ей Линден, положив руку на колено – Я бы не позволил оставить его у дяди Рида, если бы не доверял ему.
- Это твоему отцу я не доверяю – голос Сесилии сдержан. Она пытается не плакать.
- Я доверяю Риду – говорю я – Могу поспорить он сейчас даже не у себя дома. У него так много друзей. Он наверняка, как только мы уехали, спрятал Боуэна и Элли где-нибудь, где Вон не сможет их найти.
Сесилия всхлипывает.
- Пусть лучше не курит около моего сына. Меня не волнует, что он говорит, будто это не навредит моему сыну, все-таки он мерзкий – говорит она, но уже более спокойно.
Она смотрит на мир из своего окна, в уродливых оттенках и разрушенный на кусочки, иногда поглядывая на экран сотового телефона. Я вновь вижу колесо обозрения, пурпурное и блеклое, на фоне неба. Девушки Мадам, должно быть, спят сейчас, как и дети, как правило: стирают, прибирают и собирают урожай на огородах. Джаред, не сомневаюсь, трудится над очередным изобретением. Я смотрю на Сесилию. В такие моменты, когда она волнуется, она выглядит на десять лет старше. Она выглядит, как женщина, которая родила, была замужем, была свидетелем смерти и теперь несет мир на своих плечах.
Линден ведет медленно, будто пытается найти улики на обочине дороги. Он спрашивает меня, в порядке ли я, может мне хочется на воздух. Я качаю головой, и наблюдаю мир через покореженный пластик. Потом я вижу пепел. Далеко внизу дорога забаррикадирована стальными бочками и шатким деревянным забором, и завалами вызванными взрывом, по вине моего брата. Я вижу, там далеко, движутся фигуры, желтый кран сваливает останки стен в самосвал. Теперь это обгоревшее чудовище будет частью пейзажа на протяжении нескольких месяцев или лет. И вероятно, строить здесь еще одну лабораторию, не будут. Это не Манхэттен. Моего брата здесь нет. Он достаточно умен, чтобы оставаться в движении: он пробудет достаточно долго, чтобы оставить свой след, может быть, спровоцирует беспорядки, но не достаточно долго, чтобы попасться кому-то, кто ищет мести. Он точно знает, сколько нужно времени для маневра.
Я дергаю и открываю дверь со своей стороны, и Линден жмет на тормоза в доли секунды до того, как я бегу. Я втискиваюсь между кусками забора, рву рукав рубашки о ржавый гвоздь и бегу по пеплу лаборатории, уничтоженной моим братом, лишь смутно слышу голоса, зовущие меня. Дорога длинная на много миль. Такое чувство, что я могу бежать по ней бесконечно. Я едва запыхалась, когда достигаю кучи стен и разбитых окон, которые когда-то были лабораторией. Здесь работают люди, все они в штатском, наверно просто горожане, пытаются навести порядок. Все знают, что президент не предложит свою помощь, хотя наверно произнесет целую речь или еще что, если теракты привлекут достаточно внимания.
- Если вы хотите здесь что-нибудь найти, то вы опоздали - говорит мне кто-то – Здесь еще вчера все подчистили.
Я ничего не говорю, падаю на колени и прижимаю руки к рассыпавшимся колоннам из кирпича. Тепло – возможно от солнца или может быть, каким-то образом они сохранили тепло пламени. Но я чувствую прилив энергии там, где побывал мой брат, где-то в стороне, как - будто пытается заставить меня, следовать за ним.
- Где ты? – шепчу я.
Кто-то берет меня за руку, и я вздрагиваю. Туман рассеивается, чувство пробуждения от долгого сна. Сесилия садится на корточки рядом со мной.
- Ты в порядке? – спрашивает она.
- Мой брат был здесь – говорю я ей – Прямо здесь. Буквально пару дней назад.
Она хмурится.
- Ты не должна была убегать – говорит она и поднимает меня на ноги – Мы здесь, чтобы помочь тебе. Ты ведь это знаешь.
Линден догоняет нас, задыхаясь:
- О чем ты думаешь, убегая вот так? – говорит он.
Я ничего не говорю. Я смотрю на пепел, плавающий вокруг, как одуванчики, закручиваясь, там, где когда-то стояли стены.
- Вы собираетесь помогать или как – ворчит мужчина – Это не туристическая поездка.
Сесилия прерывисто дышит и мне кажется, что она вот - вот бросится бежать, поэтому я быстро говорю:
- Извините, я просто… - мой голос срывается.
Что просто? Я хотела найти здесь ответы? Улики? Я нашла только то, что оставил мой брат в нашем доме, только обугленные останки, больше доказательств того, что мой брат сошел с ума, с тех пор, как думает, что я умерла.